К востоку от Эдема - Страница 171

171

— Эй, ты зачем ходишь за мной?

Кейл замер, едва дыша. Время словно остановилось. И тут же по старой, выработанной еще в детстве привычке он принялся усиленно подмечать и перебирать всякие пустяки, не имеющие касательства к неудобному положению, в каком он очутился. Краем глаза Кейл видел, как шевельнулись молодые листочки на кустарнике под налетевшим с юга ветерком. Потом он заметил грязную слякотную дорожку, истоптанную до черного месива, и ноги, отступившие к самому ее краю, чтобы не запачкать туфли. Он слышал, как поодаль с сухим отрывистым шипением выпускает пар маневровый паровозик, и чувствовал холодок на щеках, покрытых пробивающимся пушком. И все это время он в упор глядел на Кейт, и она тоже не сводила с него взгляд. По постановке и цвету глаз, по окраске волос и даже по манере приподнимать плечи, словно слегка пожимая ими, Кейл видел, как похож на мать Арон. Сам он плохо знал собственную внешность и потому не узнал в ее лице свой рот, мелкие зубы, широкие скулы. Так они и стояли друг перед другом, подросток и женщина, пока очередной порыв ветра не вывел их из неподвижности.

— Ты уже который раз ходишь за мной, — сказала Кейт. — Чего тебе от меня нужно?

— Ничего не нужно, — ответил Кейл, опуская голову.

— Кто тебя подучил подглядывать за мной?

— Никто… мэм.

— Не хочешь, значит, признаться?

Кейл вдруг с изумлением услышал, что он заговорил. Слова вырвались сами, помимо его воли:

— Вы моя мать, и я хотел посмотреть, какая вы.

Это была чистая правда, и Кейт как обухом по голове стукнуло.

— Что? Ничего не пойму. Ты кто?

— Я — Кейл Траск, — сказал он и тут же почувствовал, что чаша весов качнулась в его сторону. Хотя она и виду не подала, Кейл понял, что берет верх в поединке, а мать вынуждена защищаться.

Она пристально вглядывалась в подростка, изучая каждую его черточку. Полузабытое лицо Карла вдруг встало перед ее внутренним взором. «Ну-ка, Пойдем!»— кинула она, повернулась и осторожно, чтобы не угодить в грязь, пошла по краю дорожки.

Поколебавшись секунду, Кейл последовал за ней и взошел по ступеням. Он хорошо помнил темное зальце, но дальше не был. Кейт повела его коридором к себе. Проходя мимо кухни, она крикнула в открытую дверь: «Чаю, две чашки!»

В комнате Кейт, казалось, совсем забыла про него. Не снимая перчаток, дергая за рукава непослушными пальцами, она сняла пальто. Потом подошла к двери, прорубленной в дальней стене, вдоль которой стояла ее кровать, и скрылась в пристройке.

— Иди сюда! — позвала она. — И захвати стул.

Кейл очутился в какой-то каморе без окон, с голыми темно-серыми стенами. Пол устилал пушистый ковер, тоже серый. Из мебели тут стояло только огромное кресло с множеством серых шелковых подушек, небольшой стол с наклонной крышкой и напольная лампа с низким абажуром. По-прежнему не снимая перчаток, Кейт неловко, словно у нее была искусственная рука, зажала шнурок глубоко между большим и указательным пальцами и зажгла лампу.

— Закрой дверь! — приказала Кейт.

Лампа бросала яркий кружок света на стол, но остальная комната едва освещалась. Серые стены словно поглощали свет. Кейт долго устраивалась в кресле среди подушек, потом начала осторожно стягивать перчатки. Пальцы на обеих руках у нее были забинтованы.

— Чего уставился! Артрит это, — зло бросила она. Хочется взглянуть, да? — Она размотала пропитавшуюся мазью повязку и поднесла скрюченный указательный палец к свету. — Вот, полюбуйся! Это и есть артрит. — Она тихонько застонала, бережно обматывая палец бинтом. — Боже мой, до чего болят в перчатках! — вырвалось у нее. Садись, чего стоишь.

Кейл присел на краешек стула.

— Смотри, у тебя, наверное, тоже артрит будет, сказала Кейт. — У моей двоюродной бабки был и у матери начинался… — Она осеклась. В комнате воцарилась мертвая тишина. Потом в дверь тихонько постучали.

— Это ты, Джо? — отозвалась она. — Оставь подкос. Ты что, оглох?

Из-за двери что-то промычали. Ровным голосом Кейт отдавала распоряжения:

— В гостиной намусорили, подмети. Анна опять не прибрала у себя в комнате. Предупреди ее еще раз, скажи, что это последний. Ева чересчур умничала вчера вечером. Впрочем, я сама с ней поговорю… Да, вот еще что, Джо. Скажи поварихе, если она опять приготовит на этой неделе морковь, пусть собирает вещи. Ты меня слышишь? Мычание из-за двери повторилось.

— Все, иди! — приказала она. — Хуже свиней! — в сердцах вырвалось у нее. — Дай им волю, как в хлеву будут жить… Принеси-ка поднос из той комнаты.

Когда Кейл открыл дверь, в спальне уже никого не было. Он принес поднос и осторожно поставил его на крышку стола. Поднос был большой, серебряный, на нем стояли оловянный чайник, две чашки тонкого, как бумажный листок, фарфора, сливки и открытая коробка шоколадных конфет.

— Налей чаю, — сказала Кейт. — У меня руки болят. Она сунула в рот конфету. — Удивляешься, что я в этой комнатенке устроилась? — продолжала она, проглотив конфету. — Мне от света глаза режет. А здесь я отдыхаю.Заметив, что Кейл украдкой посмотрел на ее глава, повторила тоном, не терпящим возражения: — Мне от света глаза режет… Ты что не пьешь? — спросила она бесцеремонно. — Не хочешь?

— Не хочу, мэм. Я не люблю чай.

Кейт зацепила забинтованными пальцами тоненькую чашку.

— А что же ты хочешь?

— Ничего, мэм.

— Вздумал просто посмотреть на меня?

— Да, мэм.

— Ну и как?

— Обыкновенно.

— Ну и как я выгляжу? — Она бесстыдно улыбнулась, обнажив мелкие острые зубы.

— Нормально.

— Я так и знала, что из тебя слова не вытянешь. Где твой братец?

171