— Да нет, мэм.
— Разыщи ее, Джо, пожалуйста. Мне самой лучше станет, если я отблагодарю ее, бедняжку.
— Постараюсь, мэм.
— И смотри, Джо… если деньги понадобятся, не стесняйся. Когда найдешь, передай ей мои слова. Если вдруг не захочет сама прийти, узнай, куда ей позвонить, хорошо? Деньги нужны?
— Пока нет. Только мне придется почаще из дому отлучаться.
— Не возражаю. Ну, а теперь ступай, Джо.
Джо хотелось обнять самого себя. Выйдя в коридор, он схватился за локти от переполнявшей его радости. Ему уже начинало казаться, что он сам всю эту штуку подстроил. Он прошел полутемную гостиную — тут и там вспыхивали и угасали негромкие разговоры: час был ранний, вышел на крыльцо и поглядел на косяки звезд, плывущие сквозь гонимые ветром облака.
Джо вспомнил своего вечно ворчащего отца и то, что однажды старик сказал. «Следи, которые суп носят, говорил он. — Ежели дамочка с супом к одному и тому же ходит, значит, добивается чевой-то. Зарубку на память сделай».
«Суп носит, — повторил про себя Джо. — Я думал, похитрее она». Он еще раз перебрал слова, произнесенные Кейт, припомнил, как она их говорила, чтобы не пропустить чего-нибудь важного. И тут же ему на ум пришло сказанное Элфом: «Вдруг она выпить мне предложит или куличиком угостит…»
Кейт сидела за бюро. Она слышала, как шумит на дворе ветер в высоком кустарнике, и в беспокойной, ветреной тьме мерещилась ей повсюду неряшливая, расплывчатая, как медуза, Этель. Ее охватила бессильная досада.
Она пошла в серую камору, закрыла за собой дверь и долго сидела там, чувствуя, как снова заныли пальцы и стучит в висках. Она дотронулась до цилиндрика с капсулой, висящего на цепочке на груди, — он был теплый от тела, — потерла им о щеку, и к ней вернулось самообладание. Кейт сполоснула лицо, попудрилась, покрасила губы и взбила волосы. Потом она вышла в коридор и, как обычно, остановилась перед дверью в гостиную и прислушалась.
В уголке справа от двери две девушки болтали с каким-то мужчиной. Едва Кейт переступила порог, разговор сразу же прекратился.
— Елена, — сказала она, — мне нужно поговорить с тобой, если ты не занята.
Девушка, светлая блондинка с гладким, словно фарфоровым личиком, последовала за Кейт в ее комнату.
— Что-нибудь случилось, мисс Кейт? — спросила она боязливо.
— Нет, ничего особенного. Сядь. Скажи, ты на похронах Негры была?
— А разве нельзя?
— Не о том речь. Была?
— Да, мэм, была.
— Расскажи, как это было.
— Что рассказать?
— Все, что запомнила. Как это было.
— Как было? — Елена ужасно волновалась. — Ну, страшно, конечно, и… красиво.
— Что значит «страшно»и «красиво»?
— Что значит? Ну… ни цветов, ни молитвы, ничего, а все равно так прилично все, торжественно. Негра лежит себе, гроб черный, из черного дерева, а ручки серебряные, огромные, черт, сроду таких не видела. И от всего этого ты вроде… как бы это сказать… нет, словами не опишешь.
— Ладно, уже описала. Что на ней было надето?
— Надето?
— Ну да, надето. Не голая же она лежала, верно? По лицу Елены было видно, что она изо всех сил старается припомнить, но напрасно.
— Н-не знаю, — выдавила она наконец. — Не помню.
— А на кладбище ходила?
— Нет, мэм. Кроме него, никто не пошел.
— Кроме кого?
— Кроме ее мужа.
Кейт быстро спросила, может, даже слишком быстро:
— У тебя сегодня постоянные есть?
— Нет, мэм, народу мало. Завтра же День благодарения.
— Ах, да, я чуть не позабыла, — сказала Кейт. — Ну ступай! — Она проводила Елену глазами и быстро вернулась к бюро. Глаза ее смотрели на длинный счет от водопроводчика, а рука сама потянулась к груди и дотронулась до цепочки. Цепочка на шее успокаивала и придавала силы.
Ли и Кейл пытались отговорить Адама от намерения встречать Арона на вокзале. Тот должен был приехать ночным экспрессом «Жаворонок», курсирующим между Сан-Франциско и Лос-Анджелесом.
— Пусть Абра одна на вокзал пойдет, — говорил Кейл. — Он все равно первым делом ее захочет увидеть.
— И я думаю, что остальных он просто не заметит, вторил ему Ли. — Зачем идти без толку?
— А мне хочется посмотреть, как он из вагона выходить будет, — стоял на своем Адам. — Он, должно быть, сильно переменился. Хочу поглядеть, какой он теперь.
— Да его всего два месяца не было, — сказал Ли. За это время не очень-то переменишься и старше не станешь.
— И все-таки он переменился. Новое окружение и вообще.
— Если ты пойдешь, нам тоже придется, — сказал Кейл.
— Ты что, не хочешь поскорее повидаться с братом? — строго спросил Адам.
— Я-то хочу, это он не захочет… то есть со мной с первым.
— Захочет, — сказал Адам. — Ты плохо Арона знаешь.
Ли примирительно поднял ладони кверху.
— Я вижу, мы все идем.
— Вы только представьте, как много нового он узнал! — увлеченно продолжал Адам. — Я не удивлюсь, если он и говорит теперь по-другому. Ты знаешь. Ли, учащиеся на Востоке привыкают изъясняться так, как принято в их учебном заведении. Гарвардского студента, например, сразу отличишь от принстонского. Так по крайней мере утверждают.
— Что ж, послушаем, — сказал Ли. — Интересно, на каком диалекте изъясняются в Станфорде? — Он, улыбаясь, подмигнул Кейлу.
Адам не видел в этом решительно ничего смешного.
— Ты поставил ему в комнату фрукты? — спросил он. — Арон обожает фрукты.
— Конечно, поставил, — ответил Ли. — Груши, яблоки и виноград «мускат».
— Да-да, он любит «мускат», я хорошо помню.
Адам так торопился и торопил других, что они пришли на вокзал за полчаса до прибытия поезда. Абра была уже там.