— Бедная ты моя, бедная… — твердил он.
Куин терпеливо ждал, пока Адам успокоится. Через некоторое время тот взял себя в руки и поднял голову.
— Ты уж прости, Гораций.
Пришел Ли, вложил в руки Адаму смоченное в воде полотенце. Тот послушно протер лицо, отдал полотенце назад.
— Совсем не думал… — виновато сказал он. — Что я должен сделать? Я заберу ее. Сам похороню. — Я не стал бы, — возразил Гораций. — Впрочем, если считаешь, что это твой долг… Но я не за этим пришел. Он вытащил сложенный листок из кармана и протянул Адаму. Тот отпрянул.
— Это… это ее кровь?
— Да нет, не ее, не бойся. Прочти.
Адам прочитал и уставился в бумагу, словно за написанными двумя строками увидел что-то еще.
— Ведь он… он не знает, что она его мать, — сказал он.
— Как не знает? Ты что, никогда не рассказывал?
— Никогда.
— Вот тебе на… — протянул шериф.
— Не захочет он от нее ничего, — убежденно произнес Адам. — Давай порвем это, и дело с концом. Если узнает, ничего от нее не захочет.
— Не имеем права — порвать-то, — сказал Кунн. Мы и так кое в чем нарушили. Деньги она в банке хранит, в собственном сейфе. Неважно, где я раздобыл завещание и ключи. Решил не дожидаться судебного предписания и сам сходил в банк, чтобы проверить. — Шериф умолчал о том, что хотел, кроме того, посмотреть, нет ли там других фотографий. — Старина Боб все понял. Мы вдвоем сейф открыли, но никто это не докажет. Так вот, там больше ста тысяч в золотых сертификатах и наличные. Сколько там пачек — не считал. Одни деньги в сейфе, и ни единой вещицы, ничего, понял?
— Совсем ничего?
— Бумага еще есть — брачное свидетельство.
Адам откинулся в кресле. Взгляд принял отсутствующее выражение, и сам он заволакивался незримой пеленой, закрывающей его от других людей. Однако чашку на столе заметил, отхлебнул кофе и спросил спокойно:
— Что я, по-твоему, должен сделать?
— Скажу только, что я бы сделал на твоем месте, ответил шериф.Впрочем, ты вовсе не обязан слушаться моего совета. Я бы немедленно позвал парня и все ему рассказал — с самого начала до самого конца. Объяснил бы, почему раньше молчал. Сколько ему сейчас?
— Семнадцать.
— Взрослый мужик. Все равно потом узнает. Лучше уж сразу выложить, ничего не утаивать.
— Кейл и сейчас знает, — задумчиво проговорил Адам. — Интересно, почему она именно на Арона записала?
— Бог ее ведает. Ну, что решил?
— Ничего не решил. Поступлю, как ты говоришь. Ты побудешь со мной?
— Побуду, побуду.
— Ли, — позвал Адам, — скажи Арону, чтобы спустился. Он ведь пришел домой?
Ли появился в дверях. Его тяжелые веки на миг прикрылись, потом поднялись.
— Еще не пришел. Может, он в колледж уехал.
— Нет,он бы мне сказал. Понимаешь, Гораций, мы на праздник шампанского хватили. А Кейл где?
— У себя, — ответил Ли.
— Позови его. Пусть придет. Он наверняка знает.
Плечи у Кейла были опущены и выдавали усталость, но лицо, хоть и осунулось, было непроницаемое и настороженное, и вообще он смотрел вызывающе.
— Где брат, не знаешь? — спросил Адам.
— Не знаю.
— Ты что, совсем его не видел?
— Совсем.
— Два дня дома не ночует. Куда же он подевался?
— Откуда я знаю? — сказал Кейл. — Я не сторож ему.
Адам вздрогнул, совсем незаметно, и опустил голову. В самой глубине его глаз вспыхнул на миг и погас ослепительно-яркий голубой огонь.
— Может, он на самом деле в колледж уехал, — хрипло выдавил он. Губы у него отяжелели, и речь стала похожа на бормотанье спящего. — Как ты думаешь, в колледж уехал?
Шериф Куин поднялся с кресла.
— Ладно, мне не к спеху. А ты ложись, отдохни. Тебе надо в себя прийти.
Адам поднял голову.
— Да-да, лягу. Спасибо тебе, Джордж. Большое тебе спасибо.
— Джордж? Почему Джордж?
— Большое тебе спасибо, — повторил Адам.
Шериф ушел, Кейл поднялся к себе, а Адам откинулся в кресле и сразу же уснул. Рот у него открылся, он захрапел.
Ли немного постоял подле него и пошел в кухню. Там он приподнял хлебницу и достал из-под нее небольшой переплетенный в кожу томик с полустершимся золотым тиснением — «Размышления Марка Аврелия»в английском переводе. Он протер очки кухонным полотенцем и начал листать книгу. Потом заулыбался, найдя то, что искал. Читал он медленно, шевеля губами.
«Ничто не постоянно. Приходит и уходит и тот, кто помнит, и то, что помнится.
Наблюдение показывает, что все происходит из перемен. Размышление подсказывает: ничто так не угодно природе мира, как изменять вещи и создавать новые, на них похожие. Все сущее есть семя, из какового произрастает будущее «.
Несколькими строчками ниже он прочитал: «Ты скоро умрешь, но подступающее небытие не облегчает твой удел и не освобождает от треволнений; ты все еще подвержен внешним опасностям и не можешь быть равно добрым к каждому. Еще не срок ограничить мудрость единственно справедливыми поступками».
Ли поднял голову от книги и ответил писателю, квк будто тот был его дальним предком:
— Это верно, хотя и трудно принять, прости. Но не забудь, что ты сам же говорил: «Выбирай прямую дорогу, ибо прямая дорога — в природе вещей». Помнишь? — Он положил книгу, страницы перевернулись, и открылся форзац, на котором плотницким карандашом было размашисто написано: «Сэм Гамильтон».
Ли ни с того ни с сего повеселел. Интересно, Сэм хватился книги или нет, догадался, кто ее украл? Он счел тогда, что самый верный и самый простой способ раздобыть книгу — украсть ее. С тех пор он ни разу не пожалел об этом. Ли любовно погладил гладкую кожу переплета, потом положил томик под хлебницу. «Ну, конечно, он понял, кто взял книгу, — сказал он вслух. — Кому еще взбрело бы в голову красть Марка Аврелия?» Ли пошел в гостиную и подвинул кресло поближе к спящему Адаму.