Не осталась без внимания и вытянувшаяся меж гор долина Салинас-Валли. Если верить красочному плакату, который Адам долго и внимательно изучал, рай был лишь жалким подобием этой долины. Ну, а после ознакомления с соответствующей литературой, обосноваться там не захотел бы разве что сумасшедший.
Приобретать участок Адам не спешил. Он купил бричку и, разъезжая по Долине, беседовал с теми, кто жил тут давно, интересовался, какая здесь земля и вода, расспрашивал о климате, об урожаях, о ценах. Любопытство его не было праздным. Ведь он приехал сюда, чтобы пустить корни, чтобы жить здесь со своей семьей и, может быть, основать династию.
Полный радостных надежд Адам объезжал ферму за фермой, мял в руках комочки земли, вел обстоятельные разговоры, строил планы и мечтал. Жителя1М Долины он понравился, они были довольны, что он здесь поселится, потому что сразу распознали в нем человека солидного.
Если что и печалило Адама, то только состояние Кэти. Она чувствовала себя неважно. Вместе с Адамом она колесила по Долине, но ничто ее не трогало и не радовало. Однажды утром Кэти пожаловалась, что нездорова, и осталась в Кинг-Сити, а Адам поехал осматривать фермы один. В гостиницу он вернулся только под вечер, когда Кэти уже почти умирала от потери крови. По счастью, доктор Тилсон в этот день ужинал дома, и, не дав ему доесть ростбиф, Адам вытащил его из-за стола. Быстро осмотрев Кэти, доктор повернулся к Адаму.
— Вы бы подождали внизу.
— Но она поправится?
— Да-да, я вас скоро позову.
Адам потрепал Кэти по плечу, и она в ответ улыбнулась. Закрыв за Адамом дверь, доктор Тилсон вернулся к кровати. Лицо его пылало гневом.
— Почему вы это сделали?
Кэти сжала губы в узкую полоску.
— Ваш муж знает, что вы беременны?
Она медленно покачала головой.
— Чем вы это сделали?
Глаза ее застыли.
Доктор оглядел комнату. Шагнул к низкому комоду, протянул руку и, повернувшись к Кэти, потряс у нее перед лицом вязальной спицей.
— Как же, как же… эта старая негодяйка давно нам знакома, — сказал он. — Дура вы, и больше никто. Чуть себя в могилу не свели, а ребенка не скинули. И небось еще всякую дрянь глотали, камфорой травились, керосином, красным перцем… Боже мой! До чего вы, женщины, иногда доходите! Взгляд ее был холоден, как стекло. Доктор придвинул стул ближе к кровати и сел.
— Почему вы не хотите ребенка? — тихо спросил он. — У вас хороший муж. Разве вы его не любите? Что, так и будете молчать? Объясните мне, черт возьми! Упрямиться глупо.
Губы ее не шевелились, глаза смотрели не мигая.
— Голубушка моя, неужели вы не понимаете? Человеческую жизнь губить нельзя. Уж если что меня и бесит, то именно такие дела! Бог свидетель, случается, больные умирают, потому что я не знаю, чем им помочь. Но я хотя бы стараюсь их спасти… стараюсь всегда! А тут на моих глазах — умышленное убийство! — Он говорил все быстрее. Его пугало тягостное молчание, заполнявшее паузы. Эта женщина вызывала у него недоумение. В ней было что-то нечеловеческое. — Вы еще не знакомы с миссив Лорел? Бедняжка слезами обливается, вся извелась, так хочет ребенка. Все на свете отдала бы, чтобы родить, а вы… вы своего ребенка решили спицей проткнуть!.. Вот, значит, как! — Он сорвался на крик.Не хотите говорить — никто вас не заставляет! Только я сам кое-что вам скажу. Не погиб ваш ребенок, жив он. Промахнулись. И еще скажу: придется вам его родить! В нашем штате за аборт знаете, что полагается? Можете не отвечать, но выслушать вам придется! Если вы не образумитесь, если вы скинете, а я пойму, что дело нечисто, я сообщу в полицию, я все расскажу и позабочусь, чтобы вас наказали. Надеюсь, у вас хватит ума понять, что я не шучу.
Кэти облизала губы острым маленьким язычком. Холод в ее глазах сменился грустью.
— Простите меня, — сказала она. — Я виновата. Но вы не понимаете.
— Почему же вы не хотите объяснить? — Его гнев тотчас растаял. — Расскажите мне, голубушка.
— Мне трудно об этом говорить. Адам такой хороший, такой сильный, а я… одним словом, плохая наследственность. Эпилепсия.
— У вас?!
— У меня-то нет, но и у деда была, и у отца… и у брата. — Она закрыла лицо руками. — А сказать об этом мужу я не решилась.
— Бедная девочка. — Он вздохнул. — Несчастная вы моя. Но это же необязательно передается. Вероятнее всего, ребенок у вас родится нормальный, здоровый. И не делайте больше никаких глупостей — обещаете?
— Да.
— Вот и хорошо. Тогда я вашему мужу ничего не скажу. А сейчас дайте-ка посмотрю, остановилось ли кровотечение.
Через несколько минут он закрыл саквояж и сунул спицу в карман. — Завтра утром я к вам загляну.
Едва он спустился по узкой лестнице в холл, Адам накинулся на него с расспросами:
— Как она? Все в порядке? Отчего это случилось? Можно мне к ней подняться?
— Да подождите вы, подождите, — отмахнулся доктор Тилсон. И, верный своей старой традиции, привычно пошутил: — Вашей жене плохо, но…
— Доктор…
— …но это очень хорошо.
— Доктор…
— Ваша жена ждет ребенка. — И он выскользнул за дверь мимо остолбеневшего Адама.
Трое сидевших у печки мужчин ухмыльнулись. Один из них как бы вскользь заметил:
— Лично я бы по такому случаю пригласил кого-нибудь выпить… скажем, человек трех. — Но его намек пропал даром. Адам уже вихрем мчался по лестнице наверх.
Ранчо мистера Бордони, расположенное в нескольких милях к югу от Кинг-Сити, а вернее, на полпути между Кинг-Сити и Сан-Лукасом, все больше привлекало внимание Адама.
У Бордони было девятьсот акров земли — все, что осталось от поместья в десять тысяч акров, пожалованного прапрадеду миссис Бордони испанской короной. Сам Бордони переселился сюда из Швейцарии, но миссис Бордони была прямой наследницей Санчесов, испанцев, осевших в Долине еще в давние времена. Как случалось с большинством старых семей, Санчесы растеряли свои земли. Сколько-то проиграли в карты, сколько-то было съедено налогами, а кроме того, от поместья часто отстригали, как купоны, изрядные куски в уплату за разные роскошества — за лошадей, за бриллианты, за любовь хорошеньких женщин… Оставшиеся девятьсот акров лежали в самом сердце изначального имения Санчесов, и это были их лучшие земли. Раскинувшееся по обоим берегам реки ранчо утыкалось боками в холмы предгорий, потому что Салинас-Валли в этом месте сужается, а дальше опять расширяется. Глинобитный дом, построенный еще при Санчесах, до сих пор годился для жилья. Он стоял в ложбине между холмами, в миниатюрной долине, по которой катил воду драгоценный, никогда не пересыхающий ручей. Конечно же, именно поэтому первый Санчес поставил свой дом здесь. Мощные виргинские дубы укрывали крохотную долину от солнца, и земля здесь была жирная, с густой травой, что совершенно необычно для этого района Салинас-Валли. Стены приземистого дома в толщину достигали четырех футов, бревенчатые стропила и балки были связаны ремнями из сыромятной кожи, предварительно намоченными водой. Высохнув, кожа прочно стянула бревна, а сами ремни стали твердыми, как железо, и время почти не оставляло на них следов. Такой метод строительства имеет только один недостаток. Если в доме заведутся крысы, они могут сгрызть кожаные крепления.