К востоку от Эдема - Страница 63

— Заметь, моя радость, как удачно стоит дом — окна выходят прямо на Долину.

— Да, чудесно.

— Знаешь, это, наверно, глупо, но я часто ставлю себя на место Санчеса и пытаюсь разгадать, что он думал сто лет назад. Какой была тогда эта земля? Ведь он, как мне кажется, учел все. У него здесь был даже водопровод, можешь себе представить? Трубы он сделал из стволов секвойи: то ли выдолбил, то ли прожег в них отверстия, и вода из ручья подавалась в дом. Мы откопали остатки этих труб.

— Удивительно. Должно быть, он был очень умный.

— Мне хочется узнать про него побольше. По-моему, он очень тонко чувствовал красоту. Посмотри, как расположен дом, какая у него архитектура, какие пропорции, как посажены деревья!

— Он ведь был испанец? Я слышала, испанцы — очень одаренный народ. Помню, в школе мы проходили про одного художника… нет, тот был грек.

— Все время думаю, как бы разузнать про Санчеса подробнее.

— Поспрашивай людей. Кто нибудь да знает.

— Он вложил в этот дом столько труда, так все продумал, а Бордони держал там коров. И знаешь, что занимает меня больше всего?

— Что, дорогой?

— Мне интересно, была ли у Санчеса своя Кэти. И если да, то какая она была?

Она улыбнулась, потупила глаза и отвела взгляд в сторону.

— Ах, Адам, ну что ты такое говоришь!

— Я уверен, что была! Была непременно! Ведь до встречи с тобой я не чувствовал себя сильным, у меня не было цели в жизни… не было даже особой охоты жить.

— Адам, не смущай меня. Ой, осторожнее! Не тискай так, мне больно.

— Прости. Я ведь неуклюжий, как медведь.

— Нет, нисколько. Просто ты забываешь. Может, мне пора что-нибудь шить или вязать, как ты думаешь? Хотя ужасно приятно сидеть просто так и ничего не делать.

— Все, что понадобится, мы купим. А ты сиди и ни о чем не думай. Вынашивать ребенка это ведь тоже в определенном смысле работа, и ты здесь, можно сказать, трудишься больше всех. Зато награда за этот труд… есть ли что дороже!

— Адам, я боюсь, шрам на лбу так у меня я останется.

— Доктор сказал, со временем он побледнеет.

— Иногда он вроде бы светлеет, а потом все опять, как было. Вот и сегодня он, по-моему, снова потемнел, да?

— Нет, мне не кажется.

Но шрам действительно потемнел. Он был очень похож на отпечаток, оставленный огромным пальцем: казалось даже, что морщинки складываются в затейливый рисунок. Адам притронулся к шраму, и Кэти дернула головой.

— Не надо. Там очень нежная кожа. Если надавить, сразу покраснеет.

— Он у тебя обязательно пройдет. Нужно только время.

Она улыбнулась ему, но когда он повернулся н ушел, глаза ее стали пустыми, а взгляд рассеянным. Она заерзала в кресле. Ребенок в утробе беспокойно ворочался. Кэти глубоко вздохнула, и мышцы ее расслабились. Она застыла в ожидании.

— Мисси хоцет цай?

— Нет… впрочем, принеси.

Она изучающе глядела на китайца, но его темно-карие глаза оставались непроницаемы. В его присутствии она всегда чувствовала себя неспокойно. Кати умела пробиться сквозь оболочку любого человека и докапывалась до самих затаенных помыслов и желаний. Но оболочка, скрывавшая сущность Ли, была упругой и неподатливой, как резина. Его худое приятное лицо с высоким открытым лбом свидетельствовало об уме, с губ не сходила вежливая улыбка. Длинная черная поблескивающая коса, перевязанная внизу тонкой ленточкой из черного шелка, была перекинута через плечо на грудь в покачивалась в такт шагам. Когда Ли занимался работой, требующей резких движений, он обматывал косу вокруг головы. Ходил он в узких сатиновых брюках, в черных шлепанцах а обшитой тесьмой китайской блузе. Как было принято в те годы среди большинства китайцев. Ли чуть что прятал руки в рукава, словно боялся, что ему отрежут пальцы.

— Моя плиноси маленькая столика. — Он коротко поклонился и засеменил прочь.

Кэти посмотрела ему вслед и нахмурилась. Она не боялась Ли и все же чувствовала себя рядом с ним неуверенно. А вообще он был хороший и почтительный слуга — лучше не найти. Да и что плохого мог он ей сделать?

2

Лето набирало силу, в река Салинас уползала в песок, под высокими берегами оставались лишь зеленые лужи стоячей воды. Коровы в овцы целыми днями сонно лежали в тени ив и только к вечеру брели на пастбища. Трава побурела. Налетавший после полудня ветер гнал по Долине пыль, и она желтым туманом поднималась в небо, высоко высоко, чуть ли не к вершинам. В тех местах, где сдуло почву, корни дикого овса торчали жесткими пучками. Сухие ветки и клочья соломы носились по отполированной ветром земле, пока их не прибивало к кустам или деревьям; мелкие камни зигзагами перекатывались из стороны в сторону.

Теперь Адам еще яснее понял, почему старый Санчес поставил дом в лощине: ветер и пыль не проникали сюда, а ручей, хоть и слегка обмелел, по-прежнему бодро нес поток чистой прохладной воды. Но, глядя на свою высохшую, покрытую слоем пыли землю, Адам, как любой переселенец, живущий в Калифорнии первый год, впадал в панику. В Коннектикуте, если дождя нет две недели, считается, что лето выдалось сухое, а если без дождя проходит месяц, это уже засуха. Если холмы и равнины не зеленеют, значит, земля умирает. Но в Калифорнии с конца мая до начала ноября дождей обычно не бывает совсем. И у выходца с Восточного побережья, сколько бы его ни успокаивали, возникает ощущение, что в эти сухие месяцы земля тяжело больна.

Адам написал записку и отправил Ли на ферму Гамильтонов передать, что просит Самюэла заглянуть к нему и обсудить закладку колодцев.

Когда Ли въехал на бричке во двор, Самювл сидел в тени и наблюдал, как его сын Том мастерит капкан собственной, принципиально новой конструкции для ловли енотов. Ли спрятал руки в рукава и молча ждал, пока Самюэл прочтет записку.