Ли вышел из комнаты и вскоре вернулся с маленькой шкатулкой из эбенового дерева, на которой были вырезаны изогнувшиеся драконы. Сев рядом с Самюэлом, Ли достал из шкатулки треугольную китайскую бритву.
— Будет больно, — мягко предупредил он.
— Постараюсь вытерпеть.
Кусая губы, сам чувствуя, какую он причиняет боль, китаец вдавил бритву в руку Самюэлу, вспорол следы укусов, срезал лохмотья кожи и долго скоблил ладонь с обеих сторон, пока из ранок не потекла здоровая, алая кровь. Встряхнув бутылочку с этикеткой «Бальзам Холла», он полил изрезанную ладонь желтой мазью. Потом пропитал бальзамом носовой платок, наложил его на руку и туго завязал. Лицо у Самюэла перекосилось, он ухватился левой рукой за подлокотник кресла,
— Это в общем-то просто карболовая кислота, — сказал Ли. — Чувствуете по запаху?
— Спасибо, Ли. Извини, что я так скрючился — веду себя, как дитя малое.
— Вы даже не вскрикнули ни разу. Я бы наверняка так не смог. Сейчас принесу вам еще кофе.
Из кухни он вернулся с двумя чашками и сел рядом с Самюэлом.
— Пожалуй, уйду я отсюда, — сказал он. — Нет у меня желания смотреть, как губят жизнь.
— Ты о чем, Ли? — вздрогнув, спросил Самюэл.
— Не знаю. Случайно вырвалось.
Самюэл поежился.
— Люди — глупцы, Ли. И хотя раньше я сомневался, теперь вижу, что китайцы ничуть не умнее других.
— А почему вы в этом сомневались?
— Нам кажется, будто чужеземцы всегда сильнее и умнее нас.
— Что вы хотите этим сказать?
— Возможно, глупость даже необходима человеку: все эти поединки с демонами, бахвальство, малодушная храбрость, с которой мы неустанно стремимся развенчать Бога, детская трусливость, что дает о себе знать в сумерках на пустынной дороге, когда в любом высохшем дереве нам мерещится привидение… Может быть, это прекрасно и необходимо, но…
— Что вы хотите этим сказать? — терпеливо повторил Ли.
— Я ведь думал, только в моей глупой голове такая сумятица. А сейчас, по твоему голосу, я понял, что тот же ветер разворошил и твои мысли. Я чувствую, как Зло распростерло крылья над этим домом. Я чувствую, как надвигается что-то ужасное.
— Я тоже это чувствую.
— Знаю. Потому-то и не дарит мне привычного покоя сознание собственной глупости. Эти роды были слишком быстрые, слишком легкие — она разродилась, как кошка. И мне страшно за котят. Чудовищные подозрения бередят мой разум.
— Что вы хотите этим сказать? — в третий раз повторил Ли.
— Я хочу, чтобы рядом со мной была моя жена! — выкрикнул Самюэл. Чтобы исчезли видения, призраки, нелепые мысли. Я хочу, чтобы она была здесь. Говорят горняки, чтобы проверить воздух в шахте, берут туда с собой канареек. Поверь, Ли, если уж Лиза увидит оборотня, значит, это и вправду оборотень, а не плод воображения. И если Лиза почует приближение беды, мы наглухо запрем все двери.
Ли встал, подошел к корзине и посмотрел на новорожденных. Ему пришлось нагнуться, чтобы разглядеть их получше — за окном быстро сгущались сумерки.
— Спят, — сказал он.
— Это ненадолго. Скоро распищатся. Ли, запряги бричку и поезжай за Лизой, ладно? Скажи, что я прошу ее приехать. Если Том еще на ранчо, скажи, пусть останется там за хозяина. А если его нет, я отправлю его туда завтра утром. Если Лиза не захочет ехать, скажи, что здесь нужны женские руки и трезвый женский ум. Она поймет.
— Все передам, — кивнул Ли, — А может, мы с вами попросту стращаем друг друга, как дети в темноте?
— Я уже об этом думал. И вот еще что. Ли, скажешь, что руку я поранил у колодца. Бога ради, не проговорись.
— Я только зажгу лампы и сразу же двинусь, — сказал Ли. — Чувствую, мы вздохнем с облегчением, когда приедет ваша жена.
— Это уж точно, Ли. Это точно. Лиза рассеет весь этот мрак.
Когда бричка Ли скрылась в темноте, Самюэл неловко, левой рукой, взял со стола лампу и встал. Подойдя к спальне, он вынужден был поставить лампу на пол, иначе не смог бы повернуть ручку двери. В комнате была кромешная тьма, и направленный вверх желтый свет лампы не доходил до кровати.
— Закройте дверь. Свет здесь ни к чему, — раздался громкий и резкий голос Кэти. — Адам, уйди отсюда. Я полежу в темноте… одна.
— Но мне хочется посидеть с тобой, — хрипло пробормотал Адам.
— Ты мне не нужен.
— Я не уйду.
— Что ж, оставайся. Только молчи. А вы, пожалуйста, закройте дверь и уберите лампу.
Самюэл вернулся в гостиную. Поставил лампу на стол рядом с корзиной и взглянул на личики спящих малышей. Глаза у них были крепко зажмурены, но свет обеспокоил близнецов, и они недовольно засопели. Самюэл опустил в корзину палец и погладил маленькие горячие лобики. Один из близнецов открыл рот, широко зевнул и снова погрузился в сон. Самюэл отодвинул лампу, прошел к входной двери, открыл ее и шагнул на крыльцо. Венера сияла так ярко, что казалась искрящимся, дрожащим огоньком, который медленно плыл по небу, опускаясь к западным хребтам. Воздух был неподвижен, в нем висел запах пропитанной солнцем полыни. Ночь была очень темная. И когда из черноты раздался голос, Самюэл вздрогнул.
— Как она там?
— Кто это? — спросил Самюэл.
— Я. Кролик. — От темноты отделилась тень, и падавший с крыльца свет очертил силуэт говорившего.
— Ты про роженицу. Кролик? У нее все прекрасно.
— Ли сказал, близнецы.
— Да, верно… два мальчика. О таком счастье иные только мечтают. Думаю, мистер Траск теперь выкорчует из реки весь сахарный тростник. Пустит его на сладости для своих сыновей.
Неожиданно для себя Самюэл сменил тему:
— Кролик, а знаешь, во что у нас сегодня уткнулся бур? В метеорит.